Василий Верещагин на Северной Двине. Часть 4.

Все части "Василий Верещагин на Северной Двине":
Часть 1Часть 2Часть 3Часть 4Часть 5

Вершины-Усть-Выя- Нижняя Тойма-Заблудино

Воскресенье, 19 июня.

Я поехал в сторону, в Гавриловскую волость, к истокам Пинеги, за 120 верст, где мне хотелось посмотреть на прославившееся в окрестности деревянное изображение св. Николая Чудотворца, в человеческий рост. По ужасной лесной дороге, которую нельзя не только описать, но и представить себе, мы приехали в село Вершину, с церковью, напоминающею Белослудскую, и потом выехали дальше.


Церковь Георгия Победоносца с. Вершины.





Перо отказывается описывать дальнейший путь— всё лесами удельного ведомства, а потом и казенными — это что-то до того первобытное, запущенное, заброшенное, что вряд ли что-либо подобное есть в каком-нибудь другом царстве. Утешают тем, что прежде было ещё хуже, что лет 20 тому назад по этим болотистым местам возили людей и груз лошадями же, но в лодках, и не иначе, конечно, как шагом. За то же езда тогда была дешева, а теперь земская почта берет большие деньги и двигает тем же шагом! Путь состоит из брёвен вершинника, брошенных через дорогу, в расстоянии примерно аршина одно от другого, так что колеса телеги или тарантаса всё время ударяются, стукаются, подскакивают. Иногда огромное дерево преграждает, путь, приходится объезжать стороною, по кочкам и никто не заботится о том, чтобы расчистить путь — единственное начальство, урядник, живущий верстах в 40 — 50, занимается охотою, рыболовством, хлебопашеством, но не службою.
Есть станции «в волоке», т. е. в лесу, где грязная изба содержителя лошадей и навес для телег составляют, на десятки верст кругом, единственные жилые постройки. Лошади ходят в волоке с сильными бубенцами на шее, чтобы не потеряться.

Из-за дождя пришлось переночевать в одном из таких убогих, грязных помещений и с великим трудом, постоянно рискуя вывалиться и все переломать, я добрался к вечеру второго дня до устьев Пинеги.


Усть-Выя. Часовня.


Усть-Выя. Церковь Илии Пророка.

Несколько тамошних жителей рассказывали нам предание, что в старые времена Святой изнашивал пару сапогов в год, но с тех пор, как один священник, поскупившись на новые сапоги, подшил только подошвы к старым— чудо перестало совершаться.



На беду и церковь и самая прославленная икона оказались мало интересными, так что я, «не солоно похлебавши», лишь с одним небольшим наброском повернул назад.



Принявши героическое решение не обращать внимания на толчки и скачки телеги, я разостлал свой тюфяк и подушки, впрёг пять лошадей, пообещал ямщикам хорошую «на водку» и поскакал— скакал так, что кажется, всю жизнь буду чувствовать следы езды но Пинежским болотам.

Мы вышли из Тоймы, распрощавшись с многочисленным семейством батюшки; надежда на то, что ветер переменится, не сбылась — он задул ещё пуще, принёс холод, дождик, так что мы скоро приткнулись к берегу и затопили свою печку.

К вечеру погода стала стихать, и мы двинулись на вёслах; этою же ночью, когда мы уже спали, люди наши дошли до села Нижняя Тойма, где и остановились.

Я ездил на другой день в село Заблудино — нарочно для того, чтобы осмотреть и набросить в записную книжку тамошнюю деревянную колокольню, поразительно схожую с турецким минаретом; для меня это было особенно интересно, так как я считаю, что восточный стиль имел большое влияние на наш русский.