Оригинал взят у victorsolkinв Притяжение Египта. Памяти Владимира Семеновича Голенищева.
Сегодня исполняется 160 лет со дня рождения Владимира Семеновича Голенищева, выдающегося русского египтолога и коллекционера, востоковеда с поистине энциклопедическими знаниями, помимо египтологии внесшего свой значимый вклад в развитие ассириологии, изучение древней земли Урарту и клинописного письма. И все же, несмотря на огромный диапазон своих интересов, Владимир Голенищев был, прежде всего, первым профессиональным российским египтологом, оставившим после себя Отечеству не только многочисленные, поистине бесценные научные исследования и публикации и знаменитую коллекцию памятников древнеегипетского искусства, но и сложившуюся египтологическую традицию, продолженную Б.А. Тураевым, О. фон Леммом, В.В. Струве.
К сожалению, многие его труды так и не были изданы, особенно те, что появились во второй половине его жизни, проведенной в эмиграции во Франции. Имя ученого, не принявшего революцию и с болью в 1915 году решившего не возвращаться в Россию, многие годы если не было забыто – вклад египтолога был слишком значим, чтобы его можно было бы не замечать, - то, пожалуй, лишено того места, которое должно было бы занимать по праву. В некоторых отечественных статьях предпринимались попытки назвать имя ученого, с которого в России началось профессиональное изучение цивилизаций долины Нила; поразительно, что таковым называли О. Фон Лемма, выдающегося коптолога, чьи работы, все же были в тени трудов и личности Голенищева, с которым он был связан узами дружбы и общих профессиональных интересов. Можно ли не отдать первенство человеку, с которым считали за честь консультироваться в своих исследованиях не только Тураев, Викентьев, Струве, но и Г. Масперо, Г. Бругш, А. Гардинер, Дж. Брэстед, П. Лако; именно трудами Голенищева в российскую науку был привнесен иной образ мыслей, подлинный профессионализм в исследовании, открыты новые горизонты изучения Древнего Египта.
В.С. Голенищев. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Владимир Семенович родился 17 января 1856 года в Петербурге, в семье Царскосельского купца первой гильдии, потомственного почетного гражданина Семена Васильевича Голенищева (1821?-1858), мать будущего египтолога – Софья Гавриловна Голенищева (1837?-?). Интерес юного Голенищева к Востоку начался очень рано, в детстве; он сам связывал его со своим гувернером, швейцарцем, который, обладая превосходным образованием, привил юному воспитаннику любовь к древности и языкам. В 14 лет Владимир приобрел свой первый египетский подлинный памятник, послуживший началом долгим годам собирательства. Первые исследования Голенищева датируются 1874 годом ; это было начало долгого пути в восемь десятилетий, полностью посвященного древности. Темы, заинтересовавшие его в начале пути – прежде всего, аспекты древнеегипетского мировоззрения и толкование отдельных иероглифических знаков египетского письма, определили одну из важнейших областей интереса востоковеда – перевод и интерпретация памятников египетской письменности, египетский язык и, в особенности, его синтаксис. В 1875-1879 гг. Голенищев учился на факультете восточных языков Петербургского университета, где его научным руководителем был известный арабист В.Р. Розен. В университеские годы истинной школой Голенищева становятся стены Эрмитажа; здесь Голенищев разворачивает древние свитки, публикация которых вводит его в число ведущих египтологов того времени. Еще в 1876 году в Германии вышла его статья , написанная по итогам выступления талантливого студента на Международном конгрессе востоковедов в Петербурге и посвященная содержанию найденного им в фондах Эрмитажа папируса. Голенищев видел в нем первоначально единый текст, а лишь позже установил, что речь идет о двух разных документах, папирусах с бесценными текстами «Поучения Мерикаре» (1116 а) и «Пророчества Неферти» (1116 б). Доклад вызвал интерес к молодому ученому и снискал большой успех. В это же время Голенищев опубликовал свое очень значимое исследование, посвященное «Стеле Меттерниха», определившее специфику изучения т.н. «циппи Хора» ритуальных целительных изображений Хора-младенца, попирающего крокодилов, змей и другие враждебные человеку силы. Наряду с иероглификой и арабским, Голенищева привлекали также тексты каппадокийских табличек , купленных им по случаю в Константинополе, и ассирийская клинопись, истокам формирования которой было посвящено несколько его работ.
Его главной страстью на протяжении всей жизни все-таки всегда оставался Египет. В 1880 году Голенищев поступил на службу в Эрмитаж сверх штата, т.е. без жалованья – огромное состояние, оставленное отцом ученого, позволяло ему целиком отдаться любимому делу. С 1886 года он становится хранителем отделения египетских древностей музея, для которого наступил один из самых ярких периодов расцвета. Новый хранитель настаивает на том, чтобы в Эрмитаж были переданы сначала самые значительные, а потом и все остальные египетские памятники из Кунсткамеры. «Поступление г. Голенищева, единственного в Петербурге специалиста по Египтологии, на службу будет неоценимым приобретением для Эрмитажа, - писал в рапорте на имя министра директор музея Васильчиков. – Занимаясь уже давно любимой наукою, он подробно изучает те памятники Египетского искусства, которые находятся в Петербурге. Из них многие валяются в пыли кладовых по разным казенным учреждениям. С назначением Голенищева без малейшего расхода для казны, не только приведено будет в порядок, но и значительно может быть увеличено и пополнено находящееся в Эрмитаже собрание Египетских древностей и в то же время многие памятники древнего искусства спасены будут от конечного разорения, кроме того, наконец, составлен будет подробный научный каталог, о котором до сих пор за неимением специалиста невозможно было и думать». Голенищев незамедлительно приступает к составлению полноценного каталога собрания, увидевшего свет в 1891 году. Среди выявленных памятников – знаменитый папирус с текстом «Сказки о потерпевшем кораблекрушение», ставший сенсацией в 1881 году на Международном конгрессе востоковедов в Берлине. Научные выводы Голенищева, открывшего миру шедевр египетской литературы, не утратили своей актуальности и по сей день.
В.С. Голенищев в Египте. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Превосходное знание арабского языка оказало Голенищеву большую услугу: он мог свободно общаться с современными ему египтянами и, следовательно, не иметь ограничений в деле розыска и покупки древностей для своей коллекции. Наделенный тонким вкусом, обширными знаниями и, что особенно, прозорливостью в атрибуции памятников, он в полной мере использовал имевшиеся в его распоряжении средства, приобретая порой истинные шедевры искусства для своего собрания. В 1879 году Владимир Семенович первый раз вступил на берега Нила. Позже его поездки в Египет стали регулярными. Колоннады храмов Луксора и залы музея в Булаке стали пристанищем, где он коротал холодные петербургские зимы, общаясь с коллегами – крупнейшими египтологами того времени. Итоги поездок были представлены на заседаниях Восточного отделения Императорского Русского Археологического Общества и частично опубликованы. Эти отчеты сохранили не только ценную информацию о египетской археологии, находках, но и о той атмосфере предчувствия открытий и знакомства Европы со землей пирамид, которая царила в стране на исходе XIX столетия. Эти документальные наброски, живые, написанные эмоционально и с глубоким знанием истории Египта, не менее ценны, чем научное наследие Голенищева, но, увы, все еще не изданы полностью.
«На месте древнего Мемфиса, лежащего между железнодорожной станцией Бедрешени и Саккарской пирамидой, мне в первый раз пришлось полюбоваться гигантской статуей Рамсеса II, которая теперь вытащена англичанами из той ямы, в которой она много лет лежала, и где я ее не мог в прежние мои путешествия видеть, - пишет Голенищев в 1889 году, - так как обыкновенно ездил в Саккару осенью и находил всю яму с лежащей в ней статуей залитой мутной водой Нильского разлива. Колоссальная статуя состоит из очень плотного кристаллического известняка и представляет фараона Рамсеса II во весь рост. Лицо сделано с замечательной тонкостью, черты лица правильны, нос слегка орлиный, губы несколько улыбаются. Нельзя достаточно надивиться той смелости и тому мастерству, с которым древнеегипетский скульптор врезал в глыбу камня гигантских размеров черты великого завоевателя…
Поблизости от статуи Рамсеса II лежит другая также колоссальная статуя из красного гранита, вытащенная из той же ямы как и первая. Эта последняя статуя однако далеко не так хороша, как первая.
Осмотрев достопримечальности Булакского музея и ближайших окрестностей Каира, я, через месяц по приезде в Каир, нанял себе дагабию и направился по Нилу в Верхний Египет.
Первым пунктом, где я остановился, было местечко, Тель эль Амарна. Тут мне интересно было повидать то место, где зимой 1887-го года были найдены важные в историческом значении клинописные таблички, часть которых я видел в Булакском музее».
Ложечка в форме плывущей богини Нут. 14 в. до н.э. (с) фото - Виктор Солкин, 2013
Голенищев одним из первых оценил важность находки табличек амарнского дипломатического архива, включавшего переписку Аменхотепа III и его сына Эхнатона с дружественными правителями небольших княжеств Сирии-Палестины и таких колоссов, как Вавилон. В этой переписке, отражающей непростую политическую ситуацию в регионе, впервые в египетской истории встречается название Ассирии и содержится множество ценнейших исторических фактов. «До сих пор, - отмечает Голенищев, - в Египте глиняных табличек с клинописными надписями нигде еще находимо не было и потому самый факт нахождения таких табличек особенно в Верхнем Египте является фактом совершенно необыкновенным. Сами же таблички по своему содержанию представляют интерес необычайный, так как часть из них содержит письма различных азиатских властителей к двум египетским царям, носящим в клинообразных надписях имена: Ниммурия и Напхурия». Жители близлежащей деревни Хаджи Кандиль были напуганы инспекциями директора Службы древностей Э. Гребо, приказавшего обыскать их дома и изъять находки, однако Голенищеву удалось приобрести для своей коллекции три таблички и позже показать их Б. Сэйсу в Великобритании. Речь шла о письмах к фараону правителей сирийских княжеств Рибадди и Азиру, обеспокоенных ростом могущества хеттского царства и заверявших Египет в своей преданности.
Голенищев-коллекционер был неутомим и удачлив. Этой же зимой 1888-89 гг. он приобрел в Луксоре бронзовый наконечник копья «с надписью, слегка на нем нацарапанной и упоминающей о том, что этот предмет привезен царем Ааимесом I , XVIII-ой дин., из его побед на востоке». Единственным же походом Ааимеса I-го на востоке был его поход против гиксосов, из чего ясно следует, что вышеупомянутый наконечник копья, посвященный без сомнения в виде трофея в каком-либо Фивском храме, принадлежал гиксосам…» Не менее интересное приобретение – ритуальный лука и стрел из черного дерева, принадлежавших роду царского сына Амени, который использовал его, судя по сохранившейся надписи, на празднествах бога Мина. «Третье приобретение, сделанное мной в Луксоре и заслуживающее особенного внимания, - пишет счастливый египтолог, – довольно длинный, хотя и очень узкий гиератический папирус, содержащий целую серию геометрических задач с решением и с приложенными небольшими чертежами. По числу это – второй сохранившийся до нас математический папирус… По типу шрифта мой папирус можно отнести к эпохе XII-ой династии или ко времени близко следующему за этой династией. Прочесть эту рукопись далеко нелегко, так как шрифт крайне неразборчив». Речь идет о т.н. «Московском математическом папирусе», содержащем крайне трудные задачи по расчету площади усеченной пирамиды. Однако перечень покупок был бы неполон, если не сказать ничего еще о двух памятниках, значение которых сложно переоценить: уникальная погребальная пелена знаменитого Монтуэмхета, управителя Фив в эпоху нубийского завоевания Египта в 7 в. до н.э., с указанной на ней датой смерти вельможи на 17-м году правления Тахарки, и, пожалуй, самый известный шедевр коллекции Голенищева – туалетная ложечка из слоновой кости и эбенового дерева, изображающая богиню неба Нут в облике девушки, плывущей с цветком розового лотоса в руках, – поразительное произведение фиванских мастеров 14 в. до н.э. Удача не покидала коллекционера и в последующие годы. Так, в 1891 году у антиквара в Каире он приобрел три папируса, обнаруженные в деревне эль-Хибе оазиса Харга: иератическое письмо жреца, знаменитый «Ономастикон Аменемопе» - древнейший прообраз энциклопедии, содержащий перечисление в тематическом порядке различных слов и названий, разделяющихся по темам: небо, вода, земля, разные лица, двор, канцелярии, профессии, социальные слои общества, племена и типы человечества и, наконец, прославленный текст «Путешествия Унуамона», повествующий о долгом пути посланника египетского царя в Библ за кедром для сооружения священной ладьи Амона-Ра.
Скульптурный портрет Аменемхета III. (с) фото - Виктор Солкин, 2010
Одновременно с покупкой памятников, Голенищев осматривает важнейшие археологические комплексы Египта с целью начать в будущем собственные раскопки. В 1889 г. он едет в Бубастис, где вместе с Э. Навилем осматривает главный храм города. «Вся раскопка, - пишет исследователь, - представляет собой громадную площадь, сплошь усеянную массой больших гранитных обломков. Об общем плане храма трудно, почти невозможно составить себе понятие, так как теперь он весь превратился в бесформенную груду развалин. Между обломками большая часть покрыта гиероглифическими надписями, которые все списаны Навиллем и будут изданы в ближайшем его сочинении. Громадные головы с чертами лица, напоминающими так называемых сфинксов гиксосов (которые, по моему убеждению, представляют фараона Аменемиа III-го ), были найдены здесь Навилем за год до моего посещения: их на месте я повидать не мог, так как они уже были частью сданы в Булакский музей, частью увезены в Лондон». Прозорливостью Голенищева можно лишь восхититься: имея в своей коллекции превосходный скульптурный портрет Аменемхета III, пожалуй, один из лучших, известных в наши дни, он первым увидел в огромных изваяниях сфинксов, найденных в Танисе, но происходящих из Бубастиса, именно этого царя и оказался совершенно прав. К сожалению, в публикациях «Танисских сфинксов» об этом зачастую забывают.
Интерес египтолога к эпохе Среднего царства был очень велик, и в результате в качестве потенциального места для начала археологических раскопок он выбирает Лахун близ Фаюмского оазиса. Увы, несмотря на обещания, Голенищев так и не получил право на работу близ пирамиды Сенусерта II. Следующим местом, заинтересовавшим ученого, был Телль эль-Масхута в Дельте. Прошение о разрешении работ было направлено на имя Э. Гребо. «Ответ не замедлил придти, и я получил разрешение, - пишет Голенищев, - которое тем более был в праве ожидать, что мне Гребо еще до моего отъезда в Верхний Египет не дал разрешения на раскопки около Иллагунской пирамиды, хотя сам же он, когда я его о том осенью 1888-го просил, мне лично и даже в присутствии свидетеля – молодого своего помощника Даресси – обещал дать это разрешение» . Позже выяснилось, что раскопки в Лахуне не состоялись из-за интриг У. Питри, который опираясь на покровительство английских властей предпринял раскопки в этом месте самостоятельно, не поставив в известность Службу древностей, хотя имел право только на работы в Хаваре. Местность Телль эль-Масхута, в свою очередь, привлекла Голенищева тем, что здесь были найдены фрагменты гигантской гранитной стелы персидского царя Дария, указывающие на большие археологический перспективы. Увы, поверхность фрагмента стелы Дария, которую некогда, по словам очевидца, инженера Жальона, работавшего на строительстве Суэцкого канала, покрывали иероглифические надписи, была безвозвратно уничтожена эрозией. Голенищев начал раскопки и, к счастью, обнаружил другие фрагменты памятника, который в древности имел высоту более трех метров и ширину – около двух метров. Надпись на стеле, в которой Дарий именовался «сыном богини Нейт, владычицы Саиса», была двуязычной: удалось найти осколки как с иероглифами, так и с персидской клинописью. По отрывкам текста следовало, что речь шла о некой морской экспедиции, при которой был отправлен «флот, чтобы исследовать море». Голенищев обоснованно предположил, что стела была некогда часть монументальной программы царя Дария в Дельте, связанной с расчисткой древнего канала, связывающего Красное море с Нилом.
Маршруты, связывавшие долину Нила с красноморским побережьем, заинтересовали Голенищева еще до этого. Во время четырехмесячного путешествия по Нилу зимой 1884-1885 гг. египтолог совершает эпиграфическое обследование Вади Хаммамат, по которому торговые экспедиции шли от Красного моря к городу Коптосу, известному своими верфями.«Большие охотники до писания, древние египтяне, как впрочем, большая часть еще и теперешних туристов, любили во время путешествия нацарапывать своим имена на скалах, камнях. Даже на стенах храмов и гробниц, причем, нередко эти наивные их graffiti превращались в довольно пространные надписи, в которых упоминалось имя царствовавшего в то время фараона, цель поездки и часто точно указывалась дата, в которую было совершено путешествие. Такими нацарапанными по скалам надписями изобилует долина Хаммамат. Они относятся почти ко всем эпохам египетской истории, начиная с древнейших времен до Персов и Птоломеев». Скопированные Голенищевым тексты, многие из которых пропустил Р. Лепсиус, посещавший Вади Хаммамат в 1845 году, хранятся в Государственном Эрмитаже в Петербурге и Центре Владимира Голенищева в Париже и представляют собой огромную ценность, так как за прошедшее столетие многие надписи просто исчезли. Первым оценил Голенищев и историческое значение надписи Хатшепсут в храме Пахет в Спеос Артемидос, где ученый скопировал надпись царицы, опубликовав позже свой комментарий к ней во французской профессиональной периодике.
Пополнять свою коллекцию Голенищеву удавалось не только в Египте. Он рассказывал по случаю Б.А. Тураеву, как случайно зашел к антиквару на Невском проспекте в Петербурге и купил свиток с текстом «Гимнов диадем», «сохранивший на двадцати столбцах тщательного иератического письма конца Среднего царства десять гимнов, которые пелись в храме бога Себека в Крокодилополисе, главном городе Фаюмского оазиса, при возложении на чело бога его царских диадем». Позже Голенищев, человек открытый и щедрый, руководствовавшийся, прежде всего, стремлением глубже понять наследие египетской цивилизации, а не срочно издать все, что возможно, под своим именем, передал копию текста для изучения и издания А. Эрману. Отдельные памятники для собрания приобретались и на распродажах европейских частных коллекций.
Интерьеры "египетского музеума" В.С. Голенищева в его доме на Моховой в Санкт-Петербурге. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
К началу XX столетия в коллекции насчитывалось более шести тысяч памятников – Голенищев пополнял ее более трех десятилетий. Памятники хранились в Петербурге в доме номер 15 по Моховой улице. Сохранились фотографии, на которых видно, с какой любовью были расставлены миниатюрные предметы в превосходных деревянных витринах с зеркальными стеклами. Меж витрин, на полках стояли предметы крупной скульптуры и саркофаги, на стенах висели стелы и папирусы, обрамленные в стекло и деревянные рамы. Интересующиеся прошлым великой цивилизации могли попасть в этот дом и осмотреть памятники, порой даже с любезными комментариями хозяина. Собрание было подобрано столь искусно, что давало комплексное представление о культуре Древнего Египта. Где еще в России в стенах одного и того же дома можно было увидеть бледно-зеленые иероглифы «Текстов пирамид» на фрагменте стены из пирамиды Пепи I, уникальную погребальную маску царя Пепи II, выполненную из картонажа и расписанную, двадцать пять фрагментов рельефов из мастаб вельмож Древнего царства, более шести десятков стел разных эпох, сфинкса Аменхотепа II, шедевры мелкой деревянной пластики, включая знаменитые вотивные статуи жреца Аменхотепа и его супруги Раннаи, выполненные из эбенового дерева и инкрустированные золотом и серебром, ушебти замечательного художника Сеннеджема и наместника фараона в Нубии Усерсатета, модели заупокойных ладей Среднего царства, девять саркофагов различных эпох, включая особенно красивый, отделанный черной смолой и золотыми полосами саркофаг Маху – «земледельца дома Амона», жившего при Аменхотепе III и, наконец, двадцать один фаюмский портрет, которые были редкостью даже для крупнейших музеев Европы?
Увы, Голенищеву не пришлось спокойно изучать свою коллекцию на протяжении всей жизни, судьба распорядилась иначе. Из-за внезапного разорения Средне-Уральского золотопромышленного акционерного общества, пайщиком которого была семья египтолога, он оказался полностью разоренным. Любимое детище – коллекцию древностей - пришлось продавать.
Девятого февраля группа русских востоковедов во главе с Б.А. Тураевым обратилась к Императорской Академии наук с требованием приобрести коллекцию В.С. Голенищева в государственную собственность. Предварительно комиссия экспертов осмотрела коллекцию дома у Голенищева. «Моим искренним желанием конечно было бы, - обратился к коллегам владелец, - чтоб это собрание, которое я всегда мечтал сохранить при себе до конца жизни и которое я хотел завещать в один из отечественных музеев, не ушло за границу, а сталось в России, будь то в Санкт-Петербурге или Москве, но не знаю, удастся ли мне осуществить это желание: быть может, моя коллекция уйдет куда-либо в Америку или будет отправлена в Париж, где, подобно многим другим, она будет распродана на все четыре стороны». «При таком положении дела выпустить из рук коллекцию, подобную коллекции В.С. Голенищева, равняющуюся по своему значению по меньшей мере результатам целой крупной археологической экспедиции, - отмечал академик П. Коковцев, - было бы непоправимым ударом для роста наших бедных восточными древностями музеев и было бы равносильно вместе с тем признанию, что культурные интересы западноевропейских наций нам совершенно чужды и непонятны. Само собой разумеется, что коллекция В.С. Голенищева найдет себе покупателя. Но для России уход столь ценного собрания за границу был бы поистине невознаградимой потерей, так как другого подобного случая для нас, без сомнения, очень долго не представится». Дебаты вокруг коллекции продолжались более года, пока 10 апреля 1908 года на заседании Государственной Думы не было принято решение о приобретении собрания, которое осталось в России.
Египетская коллекция первой величины представляла огромный интерес как для Эрмитажа, так и для нового Музея изящных искусств им. Императора Александра III, основатель которого, видный деятель отечественной культуры И.В. Цветаев приложил все усилия, чтобы египетские памятники остались в Москве. Еще до приобретения коллекции в музее был создан египетский зал, имитирующий своей формой и декорировкой зал египетского храма. Восемь колонн, выполненных в виде связок стеблей папируса, имитировали колоннады Луксорского храма, потолок был расписан изображениями священных грифов, звездами и орнаментами, позаимствованными из новейших на то время изданий фиванских гробниц. Полученная в музей коллекция была описана и не без труда размещена в витринах в течение года. Работами руководил друг и коллега В.С. Голенищева – Б.А. Тураев, который отныне жил на два города, деля свое время между Москвой и Петербургом. В переписке Голенищева и Тураева сохранились интереснейшие эпизоды, проливающие свет на происхождение некоторых памятников коллекции, не упомянутое в массивных томах инвентаря, созданного Голенищевым, и также попавшего в музей. Так, в ответ на вопрос об источнике растительных остатков, бывший владелец коллекции вспоминает, что чашки из обоженной глины с пшеницей происходят из раскопок в Гебелейне, ссуды с плетеной крышкой с плодами пальмы дум и зерном он купил в Луксоре у Тодроса - знаменитого торговца древностями, а засохший цветок лотоса «происходит с мумии Рамсеса II. Его мне дал сам Масперо»!
Поразительные шедевры древнего искусства предстали перед посетителями 12 мая 1912 года в день открытия музея. Не было на открытии только самого Голенищева, который большую часть времени после продажи коллекции проводил во Франции, в Ницце и на открытие музея не приехал. Думается, вежливые извинения, обращенные египтологом к И.В. Цветаеву, скрывали боль расставания с прошлой жизнью, для которой у Голенищева не было ни сил, ни возможностей. «Ни одна из громких египетских коллекций в мире не вызывает такого, не скажу интереса, а исступленного энтузиазма, - писал Б.А. Тураев Голенищеву в Ниццу. – Посетители в музей валят тысячами; путеводители раскупаются нарасхват – в два месяца продано 12 тыс. экземпляров. Ваше имя у всех на устах: египетский зал музея называют храмом, в который надо входить с трепетом и которому не место в общем здании музея. У меня уже составился кружок молодых людей обоего пола, желающих заниматься иероглифами».
В.С. Голенищев в Каире во второй половине жизни. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Увы, передачей коллекции русскому правительству Голенищев не спас своего ужасающего финансового положения. Согласившись на выплату половины стоимости собрания в рассрочку, ученый так и не получил всех денег: пришедшее к власти советское правительство не выполнило обязательств царского режима и ученый, благородно оставивший свои сокровища на родине, был вынужден вновь искать средства к существованию. 1916 годом датируются последние письма В. Голенищева в Эрмитаж, где он все еще числился хранителем египетского собрания. Не приняв изменения, произошедшие в России, египтолог принял решение остаться во Франции, на родине своей второй жены – Сесиль Отелла и искать место профессора в одном из европейских университетов или в Египте. «Если только дела в Росии не примут откровенно благоприятный для меня поворот, - пишет он П. Лако в Каир, - что, впрочем, очень сомнительно, прошу Вас не забывать о возможности моей кандидатуры для любой интересной для Музея работы. Надеюсь, что до того времени силы меня не покинут, и я еще смогу под Вашим дружеским руководством оказаться полезным нашей науке, которую я так люблю!» Активное участие в судьбе выдающегося востоковеда принимает и его американский друг, Дж. Брэстед, посвятивший Голенищеву свою знаменитую двухтомную историю Египта. Вакансии для крупнейшего русского египтолога не находится ни в Чикагском университете, ни в Музее Метрополитен. В итоге откликнулся лишь Египет, где Голенищеву было предложено занять должность профессора в Университете Фуада I и, одновременно, должность профессора Археологической школы в Мунира. Именно здесь, в Каире, на кафедре Университета, созданной трудами русского ученого, будут воспитаны многие крупнейшие египтологи-египтяне, до сих пор хранящие благодарную память о своем Учителе. Естественно, Голенищев, совместив две свои главные страсти – к египетским памятникам и египетскому языку, много работал и в стенах Египетского музея в Каире, где им был издан том Основного каталога музея, посвященный иератическим папирусам. Именно в Египте, на своей духовной родине, Голенищев с супругой проводили большую часть времени после 1929 года, когда египтолог подал в отставку, решив полностью посвятить себя любимому делу – изучению египетского синтаксиса. По воспоминаниям современников, супруги Голенищевы всегда были в центре интеллектуальной элиты Каира, любили принимать гостей и жадно ждали новостей археологии, обсуждая их с Г. Жекье, Л. Борхардтом, Г. Картером, которых всегда были рады видеть в пансионе «Сесиль Хаус», где останавливалась чета.
Экспозиция египетского зала ГМИИ, просуществовавшая с 1969 по 2012 гг. Авторы - Александр Деуль, Светлана Ходжаш. (с) фото - Виктор Солкин, 2010.
«Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени, - писал французский египтолог Ж. Сент-Фар Гарно, представленный супругам в 1935 году, позже унаследовавший архив ученого и ставший первым директором Центра Владимира Голенищева в Париже. – В этом отношении, подобно Виктору Лорэ во Франции, он оказал всем нам неоценимую услугу, предостерегая против готовых идей и предвзятых теорий. Он сам служил примером. Деликатный и искренний, он никогда при этом не задевал тех, кто придерживался иных взглядов… Оставаясь, несмотря на свой почтенный возраст, молодым и душой и телом, Голенищев в 1935 году был уже личностью легендарной. Ведь он знал великого Мариетта, одного из основоположников египтологии… В его длительной карьере ученого успех следовал за успехом. Какой другой египтолог открыл, опубликовал и перевел рукописи (уникальные!) столь большого числа литературных шедевров? Какие другие археологи, какие хранители музеев показали себя более компетентными и опытными собирателями, чем этот специалист по эпиграфике? Все эти качества, столь многообразные и блестящие, придавали ему в наших глазах неоспоримое превосходство». В 1939 году в знак признания и благодарности за труды Голенищеву был посвящен том «Анналов Службы древностей Египта».
Владимир Семенович Голенищев многое повидал на своем веку, пережил II мировую войну и скончался в Ницце. 9 августа 1947 года «он навсегда заснул в своем кресле, склонившись над листом бумаги, покрытым иероглифическими знаками, написанными его мелким и четким почерком». Лучшей памятью о нем стали не только многочисленные научные труды, но и любовно собранные шедевры, представленные в Египетском зале Государственного Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве, куда непременно стремятся те, кто молод душой и для кого притяжение Египта неизбывно.
(с) текст - Виктор Солкин, 2006
К сожалению, многие его труды так и не были изданы, особенно те, что появились во второй половине его жизни, проведенной в эмиграции во Франции. Имя ученого, не принявшего революцию и с болью в 1915 году решившего не возвращаться в Россию, многие годы если не было забыто – вклад египтолога был слишком значим, чтобы его можно было бы не замечать, - то, пожалуй, лишено того места, которое должно было бы занимать по праву. В некоторых отечественных статьях предпринимались попытки назвать имя ученого, с которого в России началось профессиональное изучение цивилизаций долины Нила; поразительно, что таковым называли О. Фон Лемма, выдающегося коптолога, чьи работы, все же были в тени трудов и личности Голенищева, с которым он был связан узами дружбы и общих профессиональных интересов. Можно ли не отдать первенство человеку, с которым считали за честь консультироваться в своих исследованиях не только Тураев, Викентьев, Струве, но и Г. Масперо, Г. Бругш, А. Гардинер, Дж. Брэстед, П. Лако; именно трудами Голенищева в российскую науку был привнесен иной образ мыслей, подлинный профессионализм в исследовании, открыты новые горизонты изучения Древнего Египта.
В.С. Голенищев. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Владимир Семенович родился 17 января 1856 года в Петербурге, в семье Царскосельского купца первой гильдии, потомственного почетного гражданина Семена Васильевича Голенищева (1821?-1858), мать будущего египтолога – Софья Гавриловна Голенищева (1837?-?). Интерес юного Голенищева к Востоку начался очень рано, в детстве; он сам связывал его со своим гувернером, швейцарцем, который, обладая превосходным образованием, привил юному воспитаннику любовь к древности и языкам. В 14 лет Владимир приобрел свой первый египетский подлинный памятник, послуживший началом долгим годам собирательства. Первые исследования Голенищева датируются 1874 годом ; это было начало долгого пути в восемь десятилетий, полностью посвященного древности. Темы, заинтересовавшие его в начале пути – прежде всего, аспекты древнеегипетского мировоззрения и толкование отдельных иероглифических знаков египетского письма, определили одну из важнейших областей интереса востоковеда – перевод и интерпретация памятников египетской письменности, египетский язык и, в особенности, его синтаксис. В 1875-1879 гг. Голенищев учился на факультете восточных языков Петербургского университета, где его научным руководителем был известный арабист В.Р. Розен. В университеские годы истинной школой Голенищева становятся стены Эрмитажа; здесь Голенищев разворачивает древние свитки, публикация которых вводит его в число ведущих египтологов того времени. Еще в 1876 году в Германии вышла его статья , написанная по итогам выступления талантливого студента на Международном конгрессе востоковедов в Петербурге и посвященная содержанию найденного им в фондах Эрмитажа папируса. Голенищев видел в нем первоначально единый текст, а лишь позже установил, что речь идет о двух разных документах, папирусах с бесценными текстами «Поучения Мерикаре» (1116 а) и «Пророчества Неферти» (1116 б). Доклад вызвал интерес к молодому ученому и снискал большой успех. В это же время Голенищев опубликовал свое очень значимое исследование, посвященное «Стеле Меттерниха», определившее специфику изучения т.н. «циппи Хора» ритуальных целительных изображений Хора-младенца, попирающего крокодилов, змей и другие враждебные человеку силы. Наряду с иероглификой и арабским, Голенищева привлекали также тексты каппадокийских табличек , купленных им по случаю в Константинополе, и ассирийская клинопись, истокам формирования которой было посвящено несколько его работ.
Его главной страстью на протяжении всей жизни все-таки всегда оставался Египет. В 1880 году Голенищев поступил на службу в Эрмитаж сверх штата, т.е. без жалованья – огромное состояние, оставленное отцом ученого, позволяло ему целиком отдаться любимому делу. С 1886 года он становится хранителем отделения египетских древностей музея, для которого наступил один из самых ярких периодов расцвета. Новый хранитель настаивает на том, чтобы в Эрмитаж были переданы сначала самые значительные, а потом и все остальные египетские памятники из Кунсткамеры. «Поступление г. Голенищева, единственного в Петербурге специалиста по Египтологии, на службу будет неоценимым приобретением для Эрмитажа, - писал в рапорте на имя министра директор музея Васильчиков. – Занимаясь уже давно любимой наукою, он подробно изучает те памятники Египетского искусства, которые находятся в Петербурге. Из них многие валяются в пыли кладовых по разным казенным учреждениям. С назначением Голенищева без малейшего расхода для казны, не только приведено будет в порядок, но и значительно может быть увеличено и пополнено находящееся в Эрмитаже собрание Египетских древностей и в то же время многие памятники древнего искусства спасены будут от конечного разорения, кроме того, наконец, составлен будет подробный научный каталог, о котором до сих пор за неимением специалиста невозможно было и думать». Голенищев незамедлительно приступает к составлению полноценного каталога собрания, увидевшего свет в 1891 году. Среди выявленных памятников – знаменитый папирус с текстом «Сказки о потерпевшем кораблекрушение», ставший сенсацией в 1881 году на Международном конгрессе востоковедов в Берлине. Научные выводы Голенищева, открывшего миру шедевр египетской литературы, не утратили своей актуальности и по сей день.
В.С. Голенищев в Египте. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Превосходное знание арабского языка оказало Голенищеву большую услугу: он мог свободно общаться с современными ему египтянами и, следовательно, не иметь ограничений в деле розыска и покупки древностей для своей коллекции. Наделенный тонким вкусом, обширными знаниями и, что особенно, прозорливостью в атрибуции памятников, он в полной мере использовал имевшиеся в его распоряжении средства, приобретая порой истинные шедевры искусства для своего собрания. В 1879 году Владимир Семенович первый раз вступил на берега Нила. Позже его поездки в Египет стали регулярными. Колоннады храмов Луксора и залы музея в Булаке стали пристанищем, где он коротал холодные петербургские зимы, общаясь с коллегами – крупнейшими египтологами того времени. Итоги поездок были представлены на заседаниях Восточного отделения Императорского Русского Археологического Общества и частично опубликованы. Эти отчеты сохранили не только ценную информацию о египетской археологии, находках, но и о той атмосфере предчувствия открытий и знакомства Европы со землей пирамид, которая царила в стране на исходе XIX столетия. Эти документальные наброски, живые, написанные эмоционально и с глубоким знанием истории Египта, не менее ценны, чем научное наследие Голенищева, но, увы, все еще не изданы полностью.
«На месте древнего Мемфиса, лежащего между железнодорожной станцией Бедрешени и Саккарской пирамидой, мне в первый раз пришлось полюбоваться гигантской статуей Рамсеса II, которая теперь вытащена англичанами из той ямы, в которой она много лет лежала, и где я ее не мог в прежние мои путешествия видеть, - пишет Голенищев в 1889 году, - так как обыкновенно ездил в Саккару осенью и находил всю яму с лежащей в ней статуей залитой мутной водой Нильского разлива. Колоссальная статуя состоит из очень плотного кристаллического известняка и представляет фараона Рамсеса II во весь рост. Лицо сделано с замечательной тонкостью, черты лица правильны, нос слегка орлиный, губы несколько улыбаются. Нельзя достаточно надивиться той смелости и тому мастерству, с которым древнеегипетский скульптор врезал в глыбу камня гигантских размеров черты великого завоевателя…
Поблизости от статуи Рамсеса II лежит другая также колоссальная статуя из красного гранита, вытащенная из той же ямы как и первая. Эта последняя статуя однако далеко не так хороша, как первая.
Осмотрев достопримечальности Булакского музея и ближайших окрестностей Каира, я, через месяц по приезде в Каир, нанял себе дагабию и направился по Нилу в Верхний Египет.
Первым пунктом, где я остановился, было местечко, Тель эль Амарна. Тут мне интересно было повидать то место, где зимой 1887-го года были найдены важные в историческом значении клинописные таблички, часть которых я видел в Булакском музее».
Ложечка в форме плывущей богини Нут. 14 в. до н.э. (с) фото - Виктор Солкин, 2013
Голенищев одним из первых оценил важность находки табличек амарнского дипломатического архива, включавшего переписку Аменхотепа III и его сына Эхнатона с дружественными правителями небольших княжеств Сирии-Палестины и таких колоссов, как Вавилон. В этой переписке, отражающей непростую политическую ситуацию в регионе, впервые в египетской истории встречается название Ассирии и содержится множество ценнейших исторических фактов. «До сих пор, - отмечает Голенищев, - в Египте глиняных табличек с клинописными надписями нигде еще находимо не было и потому самый факт нахождения таких табличек особенно в Верхнем Египте является фактом совершенно необыкновенным. Сами же таблички по своему содержанию представляют интерес необычайный, так как часть из них содержит письма различных азиатских властителей к двум египетским царям, носящим в клинообразных надписях имена: Ниммурия и Напхурия». Жители близлежащей деревни Хаджи Кандиль были напуганы инспекциями директора Службы древностей Э. Гребо, приказавшего обыскать их дома и изъять находки, однако Голенищеву удалось приобрести для своей коллекции три таблички и позже показать их Б. Сэйсу в Великобритании. Речь шла о письмах к фараону правителей сирийских княжеств Рибадди и Азиру, обеспокоенных ростом могущества хеттского царства и заверявших Египет в своей преданности.
Голенищев-коллекционер был неутомим и удачлив. Этой же зимой 1888-89 гг. он приобрел в Луксоре бронзовый наконечник копья «с надписью, слегка на нем нацарапанной и упоминающей о том, что этот предмет привезен царем Ааимесом I , XVIII-ой дин., из его побед на востоке». Единственным же походом Ааимеса I-го на востоке был его поход против гиксосов, из чего ясно следует, что вышеупомянутый наконечник копья, посвященный без сомнения в виде трофея в каком-либо Фивском храме, принадлежал гиксосам…» Не менее интересное приобретение – ритуальный лука и стрел из черного дерева, принадлежавших роду царского сына Амени, который использовал его, судя по сохранившейся надписи, на празднествах бога Мина. «Третье приобретение, сделанное мной в Луксоре и заслуживающее особенного внимания, - пишет счастливый египтолог, – довольно длинный, хотя и очень узкий гиератический папирус, содержащий целую серию геометрических задач с решением и с приложенными небольшими чертежами. По числу это – второй сохранившийся до нас математический папирус… По типу шрифта мой папирус можно отнести к эпохе XII-ой династии или ко времени близко следующему за этой династией. Прочесть эту рукопись далеко нелегко, так как шрифт крайне неразборчив». Речь идет о т.н. «Московском математическом папирусе», содержащем крайне трудные задачи по расчету площади усеченной пирамиды. Однако перечень покупок был бы неполон, если не сказать ничего еще о двух памятниках, значение которых сложно переоценить: уникальная погребальная пелена знаменитого Монтуэмхета, управителя Фив в эпоху нубийского завоевания Египта в 7 в. до н.э., с указанной на ней датой смерти вельможи на 17-м году правления Тахарки, и, пожалуй, самый известный шедевр коллекции Голенищева – туалетная ложечка из слоновой кости и эбенового дерева, изображающая богиню неба Нут в облике девушки, плывущей с цветком розового лотоса в руках, – поразительное произведение фиванских мастеров 14 в. до н.э. Удача не покидала коллекционера и в последующие годы. Так, в 1891 году у антиквара в Каире он приобрел три папируса, обнаруженные в деревне эль-Хибе оазиса Харга: иератическое письмо жреца, знаменитый «Ономастикон Аменемопе» - древнейший прообраз энциклопедии, содержащий перечисление в тематическом порядке различных слов и названий, разделяющихся по темам: небо, вода, земля, разные лица, двор, канцелярии, профессии, социальные слои общества, племена и типы человечества и, наконец, прославленный текст «Путешествия Унуамона», повествующий о долгом пути посланника египетского царя в Библ за кедром для сооружения священной ладьи Амона-Ра.
Скульптурный портрет Аменемхета III. (с) фото - Виктор Солкин, 2010
Одновременно с покупкой памятников, Голенищев осматривает важнейшие археологические комплексы Египта с целью начать в будущем собственные раскопки. В 1889 г. он едет в Бубастис, где вместе с Э. Навилем осматривает главный храм города. «Вся раскопка, - пишет исследователь, - представляет собой громадную площадь, сплошь усеянную массой больших гранитных обломков. Об общем плане храма трудно, почти невозможно составить себе понятие, так как теперь он весь превратился в бесформенную груду развалин. Между обломками большая часть покрыта гиероглифическими надписями, которые все списаны Навиллем и будут изданы в ближайшем его сочинении. Громадные головы с чертами лица, напоминающими так называемых сфинксов гиксосов (которые, по моему убеждению, представляют фараона Аменемиа III-го ), были найдены здесь Навилем за год до моего посещения: их на месте я повидать не мог, так как они уже были частью сданы в Булакский музей, частью увезены в Лондон». Прозорливостью Голенищева можно лишь восхититься: имея в своей коллекции превосходный скульптурный портрет Аменемхета III, пожалуй, один из лучших, известных в наши дни, он первым увидел в огромных изваяниях сфинксов, найденных в Танисе, но происходящих из Бубастиса, именно этого царя и оказался совершенно прав. К сожалению, в публикациях «Танисских сфинксов» об этом зачастую забывают.
Интерес египтолога к эпохе Среднего царства был очень велик, и в результате в качестве потенциального места для начала археологических раскопок он выбирает Лахун близ Фаюмского оазиса. Увы, несмотря на обещания, Голенищев так и не получил право на работу близ пирамиды Сенусерта II. Следующим местом, заинтересовавшим ученого, был Телль эль-Масхута в Дельте. Прошение о разрешении работ было направлено на имя Э. Гребо. «Ответ не замедлил придти, и я получил разрешение, - пишет Голенищев, - которое тем более был в праве ожидать, что мне Гребо еще до моего отъезда в Верхний Египет не дал разрешения на раскопки около Иллагунской пирамиды, хотя сам же он, когда я его о том осенью 1888-го просил, мне лично и даже в присутствии свидетеля – молодого своего помощника Даресси – обещал дать это разрешение» . Позже выяснилось, что раскопки в Лахуне не состоялись из-за интриг У. Питри, который опираясь на покровительство английских властей предпринял раскопки в этом месте самостоятельно, не поставив в известность Службу древностей, хотя имел право только на работы в Хаваре. Местность Телль эль-Масхута, в свою очередь, привлекла Голенищева тем, что здесь были найдены фрагменты гигантской гранитной стелы персидского царя Дария, указывающие на большие археологический перспективы. Увы, поверхность фрагмента стелы Дария, которую некогда, по словам очевидца, инженера Жальона, работавшего на строительстве Суэцкого канала, покрывали иероглифические надписи, была безвозвратно уничтожена эрозией. Голенищев начал раскопки и, к счастью, обнаружил другие фрагменты памятника, который в древности имел высоту более трех метров и ширину – около двух метров. Надпись на стеле, в которой Дарий именовался «сыном богини Нейт, владычицы Саиса», была двуязычной: удалось найти осколки как с иероглифами, так и с персидской клинописью. По отрывкам текста следовало, что речь шла о некой морской экспедиции, при которой был отправлен «флот, чтобы исследовать море». Голенищев обоснованно предположил, что стела была некогда часть монументальной программы царя Дария в Дельте, связанной с расчисткой древнего канала, связывающего Красное море с Нилом.
Маршруты, связывавшие долину Нила с красноморским побережьем, заинтересовали Голенищева еще до этого. Во время четырехмесячного путешествия по Нилу зимой 1884-1885 гг. египтолог совершает эпиграфическое обследование Вади Хаммамат, по которому торговые экспедиции шли от Красного моря к городу Коптосу, известному своими верфями.«Большие охотники до писания, древние египтяне, как впрочем, большая часть еще и теперешних туристов, любили во время путешествия нацарапывать своим имена на скалах, камнях. Даже на стенах храмов и гробниц, причем, нередко эти наивные их graffiti превращались в довольно пространные надписи, в которых упоминалось имя царствовавшего в то время фараона, цель поездки и часто точно указывалась дата, в которую было совершено путешествие. Такими нацарапанными по скалам надписями изобилует долина Хаммамат. Они относятся почти ко всем эпохам египетской истории, начиная с древнейших времен до Персов и Птоломеев». Скопированные Голенищевым тексты, многие из которых пропустил Р. Лепсиус, посещавший Вади Хаммамат в 1845 году, хранятся в Государственном Эрмитаже в Петербурге и Центре Владимира Голенищева в Париже и представляют собой огромную ценность, так как за прошедшее столетие многие надписи просто исчезли. Первым оценил Голенищев и историческое значение надписи Хатшепсут в храме Пахет в Спеос Артемидос, где ученый скопировал надпись царицы, опубликовав позже свой комментарий к ней во французской профессиональной периодике.
Пополнять свою коллекцию Голенищеву удавалось не только в Египте. Он рассказывал по случаю Б.А. Тураеву, как случайно зашел к антиквару на Невском проспекте в Петербурге и купил свиток с текстом «Гимнов диадем», «сохранивший на двадцати столбцах тщательного иератического письма конца Среднего царства десять гимнов, которые пелись в храме бога Себека в Крокодилополисе, главном городе Фаюмского оазиса, при возложении на чело бога его царских диадем». Позже Голенищев, человек открытый и щедрый, руководствовавшийся, прежде всего, стремлением глубже понять наследие египетской цивилизации, а не срочно издать все, что возможно, под своим именем, передал копию текста для изучения и издания А. Эрману. Отдельные памятники для собрания приобретались и на распродажах европейских частных коллекций.
Интерьеры "египетского музеума" В.С. Голенищева в его доме на Моховой в Санкт-Петербурге. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
К началу XX столетия в коллекции насчитывалось более шести тысяч памятников – Голенищев пополнял ее более трех десятилетий. Памятники хранились в Петербурге в доме номер 15 по Моховой улице. Сохранились фотографии, на которых видно, с какой любовью были расставлены миниатюрные предметы в превосходных деревянных витринах с зеркальными стеклами. Меж витрин, на полках стояли предметы крупной скульптуры и саркофаги, на стенах висели стелы и папирусы, обрамленные в стекло и деревянные рамы. Интересующиеся прошлым великой цивилизации могли попасть в этот дом и осмотреть памятники, порой даже с любезными комментариями хозяина. Собрание было подобрано столь искусно, что давало комплексное представление о культуре Древнего Египта. Где еще в России в стенах одного и того же дома можно было увидеть бледно-зеленые иероглифы «Текстов пирамид» на фрагменте стены из пирамиды Пепи I, уникальную погребальную маску царя Пепи II, выполненную из картонажа и расписанную, двадцать пять фрагментов рельефов из мастаб вельмож Древнего царства, более шести десятков стел разных эпох, сфинкса Аменхотепа II, шедевры мелкой деревянной пластики, включая знаменитые вотивные статуи жреца Аменхотепа и его супруги Раннаи, выполненные из эбенового дерева и инкрустированные золотом и серебром, ушебти замечательного художника Сеннеджема и наместника фараона в Нубии Усерсатета, модели заупокойных ладей Среднего царства, девять саркофагов различных эпох, включая особенно красивый, отделанный черной смолой и золотыми полосами саркофаг Маху – «земледельца дома Амона», жившего при Аменхотепе III и, наконец, двадцать один фаюмский портрет, которые были редкостью даже для крупнейших музеев Европы?
Увы, Голенищеву не пришлось спокойно изучать свою коллекцию на протяжении всей жизни, судьба распорядилась иначе. Из-за внезапного разорения Средне-Уральского золотопромышленного акционерного общества, пайщиком которого была семья египтолога, он оказался полностью разоренным. Любимое детище – коллекцию древностей - пришлось продавать.
Девятого февраля группа русских востоковедов во главе с Б.А. Тураевым обратилась к Императорской Академии наук с требованием приобрести коллекцию В.С. Голенищева в государственную собственность. Предварительно комиссия экспертов осмотрела коллекцию дома у Голенищева. «Моим искренним желанием конечно было бы, - обратился к коллегам владелец, - чтоб это собрание, которое я всегда мечтал сохранить при себе до конца жизни и которое я хотел завещать в один из отечественных музеев, не ушло за границу, а сталось в России, будь то в Санкт-Петербурге или Москве, но не знаю, удастся ли мне осуществить это желание: быть может, моя коллекция уйдет куда-либо в Америку или будет отправлена в Париж, где, подобно многим другим, она будет распродана на все четыре стороны». «При таком положении дела выпустить из рук коллекцию, подобную коллекции В.С. Голенищева, равняющуюся по своему значению по меньшей мере результатам целой крупной археологической экспедиции, - отмечал академик П. Коковцев, - было бы непоправимым ударом для роста наших бедных восточными древностями музеев и было бы равносильно вместе с тем признанию, что культурные интересы западноевропейских наций нам совершенно чужды и непонятны. Само собой разумеется, что коллекция В.С. Голенищева найдет себе покупателя. Но для России уход столь ценного собрания за границу был бы поистине невознаградимой потерей, так как другого подобного случая для нас, без сомнения, очень долго не представится». Дебаты вокруг коллекции продолжались более года, пока 10 апреля 1908 года на заседании Государственной Думы не было принято решение о приобретении собрания, которое осталось в России.
Египетская коллекция первой величины представляла огромный интерес как для Эрмитажа, так и для нового Музея изящных искусств им. Императора Александра III, основатель которого, видный деятель отечественной культуры И.В. Цветаев приложил все усилия, чтобы египетские памятники остались в Москве. Еще до приобретения коллекции в музее был создан египетский зал, имитирующий своей формой и декорировкой зал египетского храма. Восемь колонн, выполненных в виде связок стеблей папируса, имитировали колоннады Луксорского храма, потолок был расписан изображениями священных грифов, звездами и орнаментами, позаимствованными из новейших на то время изданий фиванских гробниц. Полученная в музей коллекция была описана и не без труда размещена в витринах в течение года. Работами руководил друг и коллега В.С. Голенищева – Б.А. Тураев, который отныне жил на два города, деля свое время между Москвой и Петербургом. В переписке Голенищева и Тураева сохранились интереснейшие эпизоды, проливающие свет на происхождение некоторых памятников коллекции, не упомянутое в массивных томах инвентаря, созданного Голенищевым, и также попавшего в музей. Так, в ответ на вопрос об источнике растительных остатков, бывший владелец коллекции вспоминает, что чашки из обоженной глины с пшеницей происходят из раскопок в Гебелейне, ссуды с плетеной крышкой с плодами пальмы дум и зерном он купил в Луксоре у Тодроса - знаменитого торговца древностями, а засохший цветок лотоса «происходит с мумии Рамсеса II. Его мне дал сам Масперо»!
Поразительные шедевры древнего искусства предстали перед посетителями 12 мая 1912 года в день открытия музея. Не было на открытии только самого Голенищева, который большую часть времени после продажи коллекции проводил во Франции, в Ницце и на открытие музея не приехал. Думается, вежливые извинения, обращенные египтологом к И.В. Цветаеву, скрывали боль расставания с прошлой жизнью, для которой у Голенищева не было ни сил, ни возможностей. «Ни одна из громких египетских коллекций в мире не вызывает такого, не скажу интереса, а исступленного энтузиазма, - писал Б.А. Тураев Голенищеву в Ниццу. – Посетители в музей валят тысячами; путеводители раскупаются нарасхват – в два месяца продано 12 тыс. экземпляров. Ваше имя у всех на устах: египетский зал музея называют храмом, в который надо входить с трепетом и которому не место в общем здании музея. У меня уже составился кружок молодых людей обоего пола, желающих заниматься иероглифами».
В.С. Голенищев в Каире во второй половине жизни. Архив ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Увы, передачей коллекции русскому правительству Голенищев не спас своего ужасающего финансового положения. Согласившись на выплату половины стоимости собрания в рассрочку, ученый так и не получил всех денег: пришедшее к власти советское правительство не выполнило обязательств царского режима и ученый, благородно оставивший свои сокровища на родине, был вынужден вновь искать средства к существованию. 1916 годом датируются последние письма В. Голенищева в Эрмитаж, где он все еще числился хранителем египетского собрания. Не приняв изменения, произошедшие в России, египтолог принял решение остаться во Франции, на родине своей второй жены – Сесиль Отелла и искать место профессора в одном из европейских университетов или в Египте. «Если только дела в Росии не примут откровенно благоприятный для меня поворот, - пишет он П. Лако в Каир, - что, впрочем, очень сомнительно, прошу Вас не забывать о возможности моей кандидатуры для любой интересной для Музея работы. Надеюсь, что до того времени силы меня не покинут, и я еще смогу под Вашим дружеским руководством оказаться полезным нашей науке, которую я так люблю!» Активное участие в судьбе выдающегося востоковеда принимает и его американский друг, Дж. Брэстед, посвятивший Голенищеву свою знаменитую двухтомную историю Египта. Вакансии для крупнейшего русского египтолога не находится ни в Чикагском университете, ни в Музее Метрополитен. В итоге откликнулся лишь Египет, где Голенищеву было предложено занять должность профессора в Университете Фуада I и, одновременно, должность профессора Археологической школы в Мунира. Именно здесь, в Каире, на кафедре Университета, созданной трудами русского ученого, будут воспитаны многие крупнейшие египтологи-египтяне, до сих пор хранящие благодарную память о своем Учителе. Естественно, Голенищев, совместив две свои главные страсти – к египетским памятникам и египетскому языку, много работал и в стенах Египетского музея в Каире, где им был издан том Основного каталога музея, посвященный иератическим папирусам. Именно в Египте, на своей духовной родине, Голенищев с супругой проводили большую часть времени после 1929 года, когда египтолог подал в отставку, решив полностью посвятить себя любимому делу – изучению египетского синтаксиса. По воспоминаниям современников, супруги Голенищевы всегда были в центре интеллектуальной элиты Каира, любили принимать гостей и жадно ждали новостей археологии, обсуждая их с Г. Жекье, Л. Борхардтом, Г. Картером, которых всегда были рады видеть в пансионе «Сесиль Хаус», где останавливалась чета.
Экспозиция египетского зала ГМИИ, просуществовавшая с 1969 по 2012 гг. Авторы - Александр Деуль, Светлана Ходжаш. (с) фото - Виктор Солкин, 2010.
«Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени, - писал французский египтолог Ж. Сент-Фар Гарно, представленный супругам в 1935 году, позже унаследовавший архив ученого и ставший первым директором Центра Владимира Голенищева в Париже. – В этом отношении, подобно Виктору Лорэ во Франции, он оказал всем нам неоценимую услугу, предостерегая против готовых идей и предвзятых теорий. Он сам служил примером. Деликатный и искренний, он никогда при этом не задевал тех, кто придерживался иных взглядов… Оставаясь, несмотря на свой почтенный возраст, молодым и душой и телом, Голенищев в 1935 году был уже личностью легендарной. Ведь он знал великого Мариетта, одного из основоположников египтологии… В его длительной карьере ученого успех следовал за успехом. Какой другой египтолог открыл, опубликовал и перевел рукописи (уникальные!) столь большого числа литературных шедевров? Какие другие археологи, какие хранители музеев показали себя более компетентными и опытными собирателями, чем этот специалист по эпиграфике? Все эти качества, столь многообразные и блестящие, придавали ему в наших глазах неоспоримое превосходство». В 1939 году в знак признания и благодарности за труды Голенищеву был посвящен том «Анналов Службы древностей Египта».
Владимир Семенович Голенищев многое повидал на своем веку, пережил II мировую войну и скончался в Ницце. 9 августа 1947 года «он навсегда заснул в своем кресле, склонившись над листом бумаги, покрытым иероглифическими знаками, написанными его мелким и четким почерком». Лучшей памятью о нем стали не только многочисленные научные труды, но и любовно собранные шедевры, представленные в Египетском зале Государственного Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве, куда непременно стремятся те, кто молод душой и для кого притяжение Египта неизбывно.
(с) текст - Виктор Солкин, 2006